А я иду на модных каблуках

                ÈÑÒÎÐÈß ÏÅÑÍÈ «ÏÎ ÌÎÑÒÊÀÌ ÒÅÑÎÂÛÌ»

     Ñ ïîáåäíîãî ìàÿ 1945 ãîäà ñîâåòñêèé íàðîä, ïåðåæèâøèé Âåëèêóþ Îòå÷åñòâåííóþ âîéíó, ïðèñòóïèë ê âîçðîæäåíèþ ñòðàíû.

     «Íàì ïåñíÿ ñòðîèòü è æèòü ïîìîãàåò» – ïåë Ëåîíèä Îñèïîâè÷ Óò¸ñîâ â çíàìåíèòîì ôèëüìå «Âåñ¸ëûå ðåáÿòà» (1934). Ðàáîòà ïîä áîåâûå, çàäîðíûå è ëèðè÷åñêèå ïåñíè êèïåëà ïî âñåìó Ñîâåòñêîìó Ñîþçó. Ïîýòû è êîìïîçèòîðû ñîçäàâàëè íîâûå ïðîèçâåäåíèÿ, íå çàáûâàÿ äîðîã âîéíû, íå çàáûâàÿ î ðîìàíòèêå, íå çàáûâàÿ, ÷òî ÷åëîâåêó âñåãäà íóæíà ëþáîâü.

     Âîò è èñòîðèÿ ñîçäàíèÿ ïåñíè «Ïî ìîñòêàì òåñîâûì» âåñüìà ðîìàíòè÷íà. Ïåñíÿ ïîÿâèëàñü â 1948 ãîäó – ñëîâà ïîýòà Àëåêñåÿ Èâàíîâè÷à Ôàòüÿíîâà (1919 – 1959), ìóçûêà êîìïîçèòîðà Áîðèñà Àíäðååâè÷à Ìîêðîóñîâà (1909 – 1968).

     Ïðîòîòèïàìè ãåðîåâ ïåñíè ïîñëóæèëè ðîäñòâåííèêè Ôàòüÿíîâà – âÿçíèêîâöû Íàäåæäà Ìàòâååâíà è Íèêîëàé Ñåðãååâè÷ Ìåíüøîâû. Âî âðåìÿ Âåëèêîé Îòå÷åñòâåííîé âîéíû îíè âîåâàëè â îäíîé ÷àñòè. Íèêîëàé áûë êîìàíäèðîì ðàäèîñòàíöèè, à Íàäåæäà ñëóæèëà ðàäèñòêîé. Âìåñòå îòñ÷èòûâàëè äëèííûå â¸ðñòû ê ïîáåäå, íå ðàç ñìîòðåëè ñìåðòè â ãëàçà. Âîéíà ñáëèçèëà èõ íàâñåãäà. Ïîñëå âîéíû îíè ïðèåõàëè â Âÿçíèêè è ïîæåíèëèñü. Êîãäà ìîëîäîæ¸íû êóïèëè â Ìîñêâå ñâåòëî-êîðè÷íåâûå, íà âûñîêîì êàáëóêå òóôëè äëÿ Íàäè, îíè, êîíå÷íî, íå ìîãëè è ïðåäïîëîæèòü, ÷òî òóôëè ýòè ñòàíóò äëÿ íèõ áåñöåííîé ðåëèêâèåé…

     À äåëî áûëî òàê. Ïî ñëó÷àþ ïðèåçäà â Âÿçíèêè â 1946 ãîäó åùå îäíîé ïàðû ìîëîäîæ¸íî⠖ Àëåêñåÿ è Ãàëèíû Ôàòüÿíîâûõ (Àëåêñåé ïðèõîäèëñÿ Íèêîëàþ äâîþðîäíûì áðàòîì) ñóïðóãè Ìåíüøîâû, ïî ïîíÿòíîé ïðè÷èíå, îäåëèñü âî âñ¸ íîâîå. Àëåêñåé Èâàíîâè÷, êàê è ïîëàãàåòñÿ ïîýòó, áûë èñòèííûì öåíèòåëåì æåíñêîé êðàñîòû è, åñòåñòâåííî, íå ìîã íå îáðàòèòü âíèìàíèÿ íà òî, êàê ïðèâëåêàòåëüíî âûãëÿäèò ìîëîäàÿ æåíùèíà â íîâûõ òóôåëüêàõ, êàê çâîíêî ñòó÷èò îíà êàáëó÷êàìè ïî äåðåâÿííûì ìîñòêàì, ïðîëîæåííûì ïî ëåâîìó ïîðÿäêó äåðåâíè Ìàëîå Ïåòðèíî (íûíå óëèöà Ôàòüÿíîâà).

     Êàçàëîñü, ñàìè ñîáîé ïðèøëè ê ïîýòó ñòðîêè:
 
                Ïî ìîñòêàì òåñîâûì âäîëü äåðåâíè
                Òû è䏸ü íà ìîäíûõ êàáëó÷êàõ…

     Åìó õîòåëîñü âîçäàòü äîëæíîå æåíùèíå, âûíåñøåé íà ñâîèõ õðóïêèõ ïëå÷àõ âñå òÿãîòû âîéíû íàðàâíå ñ ìóæ÷èíàìè. È îí íàø¸ë íàèáîëåå ïîäõîäÿùèå ñëîâà, ÷òîáû âûðàçèòü ýòî áîëüøîå ÷óâñòâî áëàãîäàðíîñòè:

                Î òåáå êðóãîì ãðåìåëà ñëàâà.
                Òû ïðîøëà îãîíü, ÷òîá ìèðíî æèòü.
                È òåáå ïîëîæåíî ïî ïðàâó
                Â ñàìûõ ìîäíûõ òóôåëüêàõ õîäèòü.

     Íå çàáûë Àëåêñåé Èâàíîâè÷ óïîìÿíóòü â ñòèõîòâîðåíèè è äâîþðîäíîãî áðàòà Íèêîëàÿ, âëîæèâ â åãî óñòà åäâà ëè íè ïîäëèííûå åãî ñëîâà: «ß â áîÿõ êîìàíäîâàë òîáîþ, à òåïåðü ÿ âðîäå ðÿäîâîé».

      1947 ãîäó ñòèõè áûëè çàâåðøåíû.  òîì æå ãîäó ïîýò âñòðåòèëñÿ è ïîäðóæèëñÿ ñ Áîðèñîì Ìîêðîóñîâûì, êîòîðûé äîâîëüíî áûñòðî ñî÷èíèë âåëèêîëåïíóþ ìåëîäèþ íà ýòè ñòèõè.  1948 ãîäó ïåñíþ ïðîíèêíîâåííî èñïîëíèë íà ðàäèî çàìå÷àòåëüíûé ïåâåö òîãî âðåìåíè çàñëóæåííûé àðòèñò ÐÑÔÑÐ Âëàäèìèð Àëåêñàíäðîâè÷ Íå÷àåâ (1908 – 1969), è îíà â êîðîòêèé ñðîê ðàçëåòåëàñü ïî ñòðàíå. Ìíîãèå ôðîíòîâèêè è ôðîíòîâè÷êè óçíàâàëè â ïåñíå ñåáÿ. Îíà áûñòðî çàâîåâàëà ïîïóëÿðíîñòü è ñòàëà îäíèì èç ñèìâîëîâ ïîñëåâîåííîãî âðåìåíè.

     Íå ñëó÷àéíî ïåñíÿ áûëà èñïîëüçîâàíà ñîçäàòåëÿìè ìíîãîñåðèéíîãî òåëåôèëüìà «Íàøà áèîãðàôèÿ», âêëþ÷èâøèìè å¸ â ñåðèþ «Ãîä 1946-é». Î âïå÷àòëåíèè, êîòîðîå ïåñíÿ ïðîèçâåëà íà ñëóøàòåëåé, ñâèäåòåëüñòâóåò ìíîæåñòâî ïèñåì íà ðàäèî, â ðåäàêöèþ ãàçåòû «Ñîâåòñêàÿ Ðîññèÿ», ãäå ñóùåñòâîâàëà ðóáðèêà «Ëþáèìàÿ ïåñíÿ», êîòîðóþ â¸ë ÿðîñëàâñêèé êîìïîçèòîð è ìóçûêîâåä Þðèé Åâãåíüåâè÷ Áèðþêîâ (ðîæä. 1935), íåîäíîêðàòíî ïðèåçæàâøèé íà ôàòüÿíîâñêèå ïðàçäíèêè ïîýçèè è ïåñíè â Âÿçíèêè. Âîò îäíî èç õàðàêòåðíûõ ïèñåì – îò ó÷èòåëüíèöû Í.À. Ðîìàõ èç ñåëà Ãåîðãèåâêà Ñåìèïàëàòèíñêîé îáëàñòè. «Èäóò ãîäû, äåñÿòèëåòèÿ, à ÿ âñ¸ íèêàê íå ìîãó çàáûòü ýòó ïåñíþ è äåíü, êîãäà âïåðâûå å¸ óñëûøàëà. Ïî óëèöå íàøåãî ñåëà èäóò íåäàâíèå ôðîíòîâèêè â ãèìíàñò¸ðêàõ, ñ îðäåíàìè è ìåäàëÿìè íà ãðóäè. À ìû, ðåáÿòèøêè, ñ çàâèñòüþ íà íèõ ñìîòðèì. Íî ñ îñîáûì âîñòîðãîì ãëÿæó ÿ íà äåâóøåê.  âîåííîé ôîðìå îíè êàæóòñÿ ñêàçî÷íî êðàñèâûìè. È â òîí ìîåìó âîñõèùåíèþ çâó÷èò èç äèíàìèêà ïåñíÿ: «Î òåáå êðóãîì ãðåìåëà ñëàâà…». È êîãäà òåïåðü â ñòðîþ âåòåðàíîâ ÿ âèæó íàøèõ ïðåêðàñíûõ æåíùèí-ôðîíòîâè÷åê, äóìàþ ïðî âåëèêèå èõ çàñëóãè, âñÿêèé ðàç âñïîìèíàþòñÿ ñëîâà èç ýòîé äàâíåé ïðåêðàñíîé ïåñíè».

                ÏΠ ÌÎÑÒÊÀÌ  ÒÅÑÎÂÛÌ
 
                Ïî ìîñòêàì òåñîâûì, âäîëü äåðåâíè
                Òû è䏸ü íà ìîäíûõ êàáëóêàõ,
                È ê òåáå ñêëîíÿþòñÿ äåðåâüÿ,
                Çâ¸çäî÷êè ìèãàþò â îáëàêàõ.
                Çàïî¸øü ëè ïåñíþ â ÷àñ çàêàòà –
                Óìîëêàþò ïòè÷üè ãîëîñà.
                Äàæå âñå æåíàòûå ðåáÿòà
                Íå îòâîäÿò îò òåáÿ ãëàçà.
                Òîëüêî ÿ äðóãîé òåáÿ çàïîìíèë –
                Â ñàïîãàõ, â øèíåëè áîåâîé.
                Òû ó íàñ â ñòðåëêîâîì áàòàëüîíå
                ×èñëèëàñü ïî ñïèñêàì ðÿäîâîé.
                Î òåáå êðóãîì ãðåìåëà ñëàâà.
                Òû ïðîøëà îãîíü, ÷òîá âîëüíî æèòü
                È òåáå ïîëîæåíî ïî ïðàâó
                Â ñàìûõ ìîäíûõ òóôåëüêàõ õîäèòü.
                ß èäó øèðîêîþ òðîïîþ,
                Ñëîâíî ïî ïðèêàçó, çà òîáîé.
                ß â áîÿõ êîìàíäîâàë òîáîþ,
                À òåïåðü ÿ âðîäå ðÿäîâîé.
                Äàëåêî òâîé çâîíêèé ãîëîñ ñëûøåí.
                Âñÿ äåðåâíÿ â ëóííîì ñåðåáðå.
                Äâå ïðèãîðøíè öâåòà áåëûõ âèøåí
                Áðîñèë âåòåð ïîä íîãè òåáå.
                Çàïî¸øü ëè ïåñíþ â ÷àñ çàêàòà –
                Óìîëêàþò ïòè÷üè ãîëîñà.
                Äàæå âñå æåíàòûå ðåáÿòà
                Íå îòâîäÿò îò òåáÿ ãëàçà.

     Ýòî áûëà îäíà èç ïîñëåâîåííûõ ïåñåí âîçâðàùåíèÿ ê íîâîé æèçíè. Ÿ ìîæíî ñåãîäíÿ ïîñëóøàòü â Èíòåðíåòå â ïåðâîì èñïîëíåíèè Â.À. Íå÷àåâà. Åñòü òàì è âèäåîêëèïû îò ñåãîäíÿøíåãî ïåòåðáóðãñêîãî òåíîðà Ñåðãåÿ Ðóñàíîâà ñ ðóññêèìè ðîìàíñàìè, ïåñíÿìè äîðîã âîéíû è ïîáåäû, â òîì ÷èñëå ñ ïåñíåé «Ïî ìîñòêàì òåñîâûì».

      Èíòåðíåòå åñòü âèäåîêëèïû ïåñíè «Ïî ìîñòêàì òåñîâûì». Ÿ ïîþò:
     – Âëàäèìèð Àëåêñàíäðîâè÷ Íå÷àåâ (1908 – 1969), çàñëóæåííûé àðòèñò ÐÑÔÑÐ;
     – Ñåðãåé Ðóñàíîâ, ñîëèñò (òåíîð) ïåòåðáóðãñêîãî âîêàëüíîãî êîëëåêòèâà «Õîð Ðóññêîé Àðìèè».

     Ñìîòðåòü êëèï è ñëóøàòü ïåñíþ “Ïî ìîñòêàì òåñîâûì” â èñïîëíåíèè Ñåðãåÿ Ðóñàíîâà:

     https://www.youtube.com/watch?v=evOTBu-iUF8.

     Ïî ìàòåðèàëàì ñàéòîâ Èíòåðíåòà. Òåìó ïðåäëîæèë áûâøèé ïîãðàíè÷íèê, âåòåðàí òðóäà, ñîëèñò ëþáèòåëüñêîãî ïåñåííîãî êîëëåêòèâà èç ïîäìîñêîâíîé Áàëàøèõè Âèêòîð Àõìàíîâè÷ Ïëàòîíîâ.

     Âîçâðàùåíèå ê ñîäåðæàíèþ ñáîðíèêà “Ïåñíè äîðîã âîéíû” –  https://www.proza.ru/2015/02/16/1876.

     2015 – 2020

Источник

А я иду на модных каблуках

Костюмчик серенький, ботиночки со скрипом
Я на тюремные халаты променял.
За восемь лет немало горя мыкал,
Из-за тебя, моя дешевка, пострадал.

И вот опять схожу я на вокзале,
А ты такая же, как восемь лет назад.
Своими жгучими прекрасными глазами
Ты вновь к себе мой привлекаешь взгляд.

Ты подошла ко мне и сразу так сказала,
Ты по-блатному мне сказала: — Ну, пойдем.
А поздно вечером поила меня водкой
И завладела поим сердцем, как рублем.

Ведь никогда я не был хулиганом,
А хулиганом ты сделала меня,
Ты познакомила с малиной и с наганом
И до тюрьмы меня ты довела.
Вот такие дела.

В нашу гавань заходили корабли. Пермь: Книга, 1996,
под загл. “Тюремная”. Вариант строки 2: “Я на тюремные палаты променял”.

Сложена на мотив более ранней блатной песни “Судьба”
(“Судьба во всем большую роль играет…”). Очень много вариантов, не во всех упоминаются
“костюмчик серенький” и “ботиночки (чаще колёсики) со
скрипом”. Основной сюжет: девушка спаивает парня водкой, он становится
уркаганом, идет на мокрое дело и попадает в тюрьму “на долгие года”.
Иногда возвращается и мстит.

Михаил Демин в романе “Блатной”, написанном в Париже в 1969-72 гг., называет себя автором этой песни и дважды изображает ее пение в Колымских лагерях. Первый раз – осенью 1947 г. на Карпунке (карантинных бараках магаданской пересылки) во время воровского судилища:

Костюмчик серенький, колесики со скрипом,
Я на тюремный на бушлатик променял.
(Демин М. Блатной. М.: Панорама, 1991. С. 249)

Второй раз – в БУРе (бараке усиленного режима) той же пересылки в апреле 1948 г. Поет в одиночной камере уголовник Девка, вместе с которым Демин в 1947 г. попал на Колыму:

Ты проституткою была,
Тебя я встретил,
Сидела ты под вербой на скверу.
В твоих глазах метался пьяный ветер
И папиросочка дымилась на ветру…

См. также песенку “Желтые ботиночки” – смесь “Костюмчика
серенького” и “Я Мишу встретила на клубной вечериночке”.


Из сборника Фимы Жиганца “Блатная лирика”, Ростов-на-Дону, «Феникс»,
2001, с. 114-116.

Песня известна во множестве вариантов и считалась долгое время произведением
блатного фольклора. На самом деле у неё есть автор. Это Михаил Дёмин, писатель,
бывший «законный вор», многие годы проведший в сталинских лагерях, о чём он
позже, в французской эмиграции, написал автобиографический роман «Блатной».
Там же он приводит часть «канонического текста» песни, который использован в
настоящем сборнике. Однако полный текст Дёмина восстановить не удалось, и ниже
представлен всё же фольклорный вариант, где лишь несколько куплетов можно считать
авторской редакцией (первый и второй, а также куплет «Костюмчик серенький»).

***
Ты проституткою была, тебя я встретил, (1)
Сидела ты под вербой на скверу.
В твоих глазах метался пьяный ветер
И папиросочка дымилась на ветру.

Ты подошла ко мне танцующей походкой
И по-блатному пригласила: «Ну, пойдём!»
А через час споила меня водкой
И завладела моим сердцем, как рублём.

Ведь до тебя я не был уркаганом,
Ты в уркагана превратила паренька.
Ты познакомила с приправой (2) и наганом,
Идти на мокрое (3) не дрогнула рука.

Но вот однажды всех нас повязали –
Нас было пятеро фартовых огольцов. (4)
Мы крепко спали и ничего не знали,
Когда волыны (5) нам уставились в лицо. (6)

Костюмчик серенький, колёсики (7) со скрипом
Я на тюремный на бушлатик променял. (8)
За эти восемь лет немало горя мыкал,
И не один на мне волосик полинял.

И вот опять, опять мы встретились с тобою,
Ты всё такая же, как восемь лет назад,
С такими жгучими и блядскими глазами,
Опять к себе мой привлекаешь взгляд. (9)

Две последние строки повторяются

(1) Вариант —
«Я помню день, когда тебя я встретил,
Ты, прислонясь, стояла на мосту.
В твоих глазах метался пьяный ветер
И папиросочка дымилася во рту».

Также вариант первой строки — «Ты была биксою, когда тебя я встретил».

(2) Приправа — нож.
(3) Мокрое, мокрое дело — убийство.
(4) 0голец — в военные и послевоенные 40-е годы так называли молодых уголовников,
бесшабашных уркаганов; позже — просто отчаянных малолеток.
(5) Волына — пистолет.
(6) Вариант — «Когда лягавые застали нас врасплох».
(7) Колёса — туфли, обувь.
(8) Вариант — «Я на тюремную пижаму поменял». «Пижамой» называют робу
осуждённого в колонии особого режима; здесь: одежда арестантов — полосатая,
как пижама (поэтому таких зэков называют ещё «полосатиками» или «зебрами»).

(9) В других вариантах этот куплет поётся иначе, а за ним следуют ещё несколько:

«А через восемь лет я вырвался на волю,
Пришёл я глянуть в твоё блядское лицо.
Так расскажи, марьяна, по порядку,
Зачем же было плавить огольцов?

Вот грохнул выстрел, марьяна пошатнулась
И после тихо упала на песок.
Она упала, глаза её закрылись —
Не будет больше плавить огольцов».


Марьяна, маруха — девушка, женщина; плавить — предавать (старый жаргон).

ВАРИАНТЫ (4)

1. Марьяна

Я помню день, когда тебя я встретил,
Ты прислоняся стояла на мосту,
В твоих глазах метался пьяный ветер,
И папиросочка дымилася во рту.

Ты подошла ко мне танцующей походкою
И тихо-тихо сказала мне: «Пойдем!»,
А через час споила меня водкой
И завладела моим сердцем и рублем.

Ведь до тебя я не был уркаганом,
Но уркаганом ты сделала меня,
Ты познакомила с малиной и наганом,
Идти на мокрое не дрогнула рука.

Но вот однажды всех нас повязали,
Нас было семеро фартовых огольцов,
Мы крепко спали и ничего не знали,
Когда легавые застали нас врасплох.

Костюмчик серенький, колесики со скрипом
Я на тюремный халатик променял,
За эти восемь лет немало горя видел,
И не один на мне волосик полинял.

А через восемь лет я вырвался на волю,
А ты такая же как восемь лет назад,
Так расскажи мне, Марьяна, по порядку,
С каких же пор ты плавишь огольцов?

Раздался выстрел, Марьяна пошатнулась
И тихо-тихо упала на песок,
Она упала, глаза ее закрылись.
Не будешь больше плавить огольцов!

Две последние строки куплетов повторяются

С фонограммы Алексея Козлова и Андрея Макаревича, альбом «Пионерские
блатные песни», Sintez Records, 1996.

2. Ты была биксою, когда тебя я встретил…

Ты была биксою, когда тебя я встретил,
Тебя таскали моряки в своем порту.
В твоих глазах метался пьяный ветер,
И папиросочка дымилася во рту.

Ты подошла ко мне танцующей походкой
И по-блатному мне сказала: «Ну, пойдем!»
А поздно вечером споила меня водкой
И завладела моим сердцем, как рублем.

Пойми меня, я не был уркаганом –
Ты уркаганом сделала меня.
Ты познакомила с тюрьмою и наганом,
Рука не дрогнула на мокрые дела.

Однажды мы шмоналися по городу,
А ты на след лягавых навела.
Моих друзей пришили к стенке пулями,
А я в кичман попал на долгие года!

Как на Дерибасовской… Песни дворов и улиц. Кн. 1 / Сост. Б. Хмельницкий и Ю. Яесс, ред. В. Кавторин, СПб.: Пенаты, 1996. С. 77-79.

3. Ты была блатной, когда тебя я встретил…

Ты была блатной, когда тебя я встретил,
Тебя таскали моряки в своем порту,
В твоих глазах метался пьяный ветер,
И папиросочка дымилася во рту.

Ты подошла ко мне танцующей походкою
И по-блатному мне сказала: «Ну, пойдем»,
А через час споила меня водкою
И завладела моим сердцем, как рублем.

Пойми меня, я не был уркаганом,
Ты уркаганом сделала меня,
Ты познакомила с малиной и наганом,
Рука не дрогнула на мокрые дела.

Однажды мы шмоналися по городу,
А ты на след легавых навела.
Моих друзей пришили к стенке пулями,
А я в кичман попал на долгие года.

Алмазов Б. Не только музыка к словам…. Мемуары под гитару.
М.: Центрполиграф; ООО «МиМ-Дельта», 2003. С. 397-398.

4. Нас было пятеро фартовых ребятишек…

Нас было пятеро фартовых ребятишек.
И всем барышникам было по барышам.
Из нас четыре докатилися до вышек,
А я на полную катушку намотал.

Была ты девушкой, когда тебя я встретил,
Прошла ты гордо на модных каблуках.
В твоих глазах метался пьяный ветер,
И папироска дымилася в зубах.

Ты подошла ко мне небрежною походкою,
Взяла под руку и сказала мне: “Пойдем!”
А поздно вечером споила меня водкою
И завладела моим сердцем и рублем.

Ведь никогда ж я не был уркаганом,
А уркаганом ты сделала меня.
Ты познакомила с малиной и наганом.
Как шел на мокрое – не дрогнула рука.

Костюмчик серенький, ботиночки со скрипом
Я на казенный бушлатик променял.
За эти восемь лет немало горя мыкал,
И не один на мне волосик полинял.

Я срок разматывал, как лярва, припухая,
Там нары жесткие да пайка триста грамм,
И лишь о том, что было, часто вспоминая, –
Такая жизнь – она положена ворам.

А через восемь лет я вырвался на волю,
А ты такая же, как восемь лет назад.
Так расскажи мне, Марьяна, по порядку,
С каких же пор ты плавишь огольцов?

Так что ж стоишь, краснеешь и бледнеешь?
Из-за тебя же я, сука, пострадал!
Беги в легавку, да только не успеешь.
И финский нож под сердце ей вогнал.

Раздался стон, Марьяна покачнулась
И тихо-тихо упала на песок.
Она упала, глаза ее закрылись.
Не будет больше плавить огольцов.

Нас было пятеро фартовых ребятишек.
И всем барышникам было по барышам.
Из нас четыре докатилися до вышек,
А я на полную катушку отмотал.

А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые
/ Сост. М. Баранова. М.: Эксмо, 2006.

Еще одна смешанная песенка – куплет из “Костюмчика серенького” и куплет
из “Сухарей”:

Костюмчик новенький, колесики со скрипом

Костюмчик новенький, колесики со скрипом
Я на тюремную казенку променял.
За эти восемь лет немало горя встретил
И ни один на мне волосик полинял.

А на дворе хорошая погода,
В окошко светит месяц молодой.
А мне сидеть всего четыре года, –
Душа болит – так хочется домой.

(Далее оба куплета повторяются.)

Песни узников / Сост. В. Пентюхов. Красноярк: ОФСЕТ, 1995.

Источник

Снять каблуки и навсегда забыть про них, как про страшный сон, решает все большее количество женщин. Окажется ли в итоге слово “шпильки” в словаре архаизмов или такой дамский игнор – всего лишь очередной виток моды?

Александр Кожохин, “Вечерняя Москва”

2017-й принес полное разочарование обувщикам, делающим туфли на высоких каблуках. Покупать такие стали гораздо реже, чем их более «приземленных» собратьев.

Так, по данным маркетинговой компании NPD Group’s Retail Tracking Service, продажи туфель в прошлом году упали на 11 процентов, в то время как покупки кроссовок подскочили на 37, принеся только американским производителям 20 миллиардов долларов.

«Потребность в комфорте становится первостепенной у потребителя, ведь все очень заняты и постоянно находятся в движении. Бренды, специализирующиеся на удобной обуви, сейчас успешнее, потому что комфорт — это то, чего хотят женщины всех возрастов», — объяснила статистику исполнительный директор NPD Бет Голдштейн.

Каблучный игнор

Бунтари прорвались даже в такую тщательно оберегаемую цитадель шпилек, как гламур. Поп-дивы, телезвезды, модели, актрисы и просто дамы, приятные во всех отношениях, наперегонки позируют в спортивной обуви, приходят в ней на светские мероприятия и даже — о ужас! — дефилируют на низком каблуке по красным ковровым дорожкам (а это, считай, уже фешен-преступление). Не удивительно, что самой продаваемой вещью мая стали так называемые папины кроссовки — громоздкие чеботы, пользовавшиеся в 1990-е спросом у почтенных отцов семейств (отсюда и название).

Ну с гламуром-то все ясно — ему что на дефиле покажут (а там, к слову, шпилек все меньше), в то и обрядится. Но вот остальная женская масса, не столь падкая на закидоны модных дизайнеров, тоже все активнее демонстрирует тягу к простоте и удобству. Причем демонстрация иногда приобретает весьма боевые формы. Два года назад соцсети активно сочувствовали двум жертвам дресс-кода — канадской официантке, которая в кровь стерла ноги от каблуков и получила выговор, когда переобулась в туфли на плоской подошве, и лондонской секретарше, которую уволили за отказ сменить балетки на шпильки. Женщины во всем мире массово поддержали бедняжек, а петиция уволенной Николы Торп с требованием отменить каблучный дресс-код за пару дней собрала более 150 тысяч подписей и была рассмотрена в британском парламенте — в пользу женщин.

Столь демонстративный отказ от шпилек, который наблюдается сейчас по всему миру, чем-то напоминает бунт, поднятый в XIX веке феминистками против корсетов. Тем более, что в обоих случаях женщин поддержали медики.

Натоптыши, отеки, тромбофлебит, бурсит большого пальца (так называемая шишка), деформация костей, поперечное плоскостопие, артрит, артроз, варикоз, смещение позвонков и внутренних органов, остеохондроз, травмы — вот лишь неполный перечень того, чем аукается фанаткам шпилек их обувь. «Я не вижу ни одной причины, почему я должна терпеть эту адскую боль, — объясняла в свое время актриса Эмма Томпсон, публично выбросившая свои лубутены куда подальше. — Я пришла получать «Золотой глобус» при полном параде, в платье и на шпильках, у меня нечеловечески ныли ступни, и я подумала: я взрослая женщина, я феминистка, какого черта я должна мучиться ради того, чтобы неизвестные мне люди обсуждали мой наряд и туфли? Ради кого я это делаю? И я сняла туфли прямо на сцене. И вышвырнула их прочь. Это был лучший момент в моей жизни».

Вечный зов

Вопрос: «Ради кого?» — на самом деле, наверное, ключевой. «На каблуках я чувствую себя увереннее, красивее, желаннее, выше ростом, наконец», — таково стандартное объяснение любительниц шпилек. То есть налицо компенсация запрятанных куда-то глубоко в подсознание комплексов, ведь фразу: «Это очень удобно», — не произносит никто.

— Времена изменились, — объяснила «ВМ» психолог Ирина Банетт. — Женщины действительно стали более независимыми, особенно на Западе. У нас ситуация несколько другая. У нас все еще превалирует психологическая установка на то, что деньги может зарабатывать только мужчина. И эта формула, когда женщина не уверена в своих силах и хочет полагаться только на человека, который обеспечит ей будущее, заставляет ее поднимать свой внешний рейтинг — для того, чтобы выбрали ее. На Западе женщинам приходится заниматься этим реже. Потому что там хватает «качественных» мужчин — которые занимаются спортом, реализованы, не пьют, не бьют, хорошо зарабатывают и т.д. В России гораздо больше пьянства, и это очень сильно снижает популяцию нормальных мужчин.

С психологом согласился и историк моды Александр Васильев:

— Каблук позволяет женщине создать иллюзию длинной, стройной высокой ноги. Его отсутствие делает ее приземистой, бытовой. Как правило, каблуки нравятся незамужним девушкам. И нашим — особенно. Потому что у нас женщин 54%, а на Западе — 45%. И поэтому западная женщина на улице никогда не пытается обратить на себя взгляды мужчин, в отличие от россиянки. Потому что взгляды мужчин на улице обращает на себя только представительница древнейшей профессии. Там – моветон знакомиться на остановке, в метро, в кафе или на дискотеке. А у нас это главные места знакомства. И каблук тут в помощь.

О том, что приподнятая над асфальтом пятка может включать у самцов соответствующие эмоции, знают не только ночные бабочки (благодаря которым русский язык даже обогатился новым словом «шлюхотуфли»), но и ученые. Например, исследователи из Университета Портсмута в Великобритании доказали, что высокие каблуки добавляют при ходьбе женским бедрам дополнительную амплитуду. Что, естественно, расценивается многими как конкретный призыв.

Ученые из Университета Мердока в Австралии пришли к выводу, что каблуки создают у женщин прогиб в пояснице, что может cчитываться человечьими самцами как «готовность к спариванию» и, возможно, является эволюционным сигналом, доставшимся нам от приматов (самка с таким прогибом больше подходит для того, чтобы таскать на себе детенышей).

А международный журнал Psychology Today опубликовал результаты многоступенчатого французского исследования, подтвердившего все эти выводы на практике. В четырех разных городах психологи поставили скромно одетых (белая блузка, черная юбка и пиджак) девушек перед входами в магазин. Каждой вручили папку и попросили привлечь к скучнейшему опросу проходящих мимо одиноких мужчин. Каждые 10 минут девушка должна была переобуваться в другие туфли. Итог был весьма красноречив: на плоскую подошву соблазнились 47% мужчин, туфли на среднем каблуке приманили 63%, а пообщаться с девушкой на шпильках захотели 83% мужчин. Потом опыт повторили с прохожими-женщинами. Итог: 32%, 37% и 30% соответственно. То есть обувной девайс явно вдохновил лишь сильный пол.

Он же в следующей серии экспериментов заставлял мужчин вернуть девушке «случайно» оброненную перчатку (плоская подошва — 62%, средняя — 78%, высокий каблук — рекордные 93%).

Ну а опыт в баре шел на скорость. Одну и ту же девушку в юбке и облегающем топе отправляли в три разных бара: 6 раз в среду и 6 раз в субботу с 20:30 до полуночи. Девушка должна была сесть за барную стойку и скрестить ноги так, чтобы все видели ее туфли. Выяснялось, как быстро к ней подойдут мужчины, чтобы завязать разговор. Стоит ли удивляться, что старая добрая шпилька и тут не подвела, заставив реагировать самых впечатлительных уже через 7 минут. Средний каблук показал результат в 11 минут, а балетки — в 14.

Ждать или прощаться?

Похоже, высокий каблук давно и прочно поделил женщин на две категории — тех, кто готов жертвовать удобством и здоровьем ради того, чтобы «обслуживать» мужские взоры, и тех, для кого свобода, которую дарит комфортная обувь, гораздо важнее. И последний выбор некоторым ох как не нравится:

— У меня есть ощущение, что вырождается не каблук, а люди, которые становятся неспособными его носить и вообще делать какие-то усилия над собой ради стиля, — считает аналитик моды Андрей Аболенкин. — Потому что для меня всегда мода была связана со старанием и усилиями. Но люди совершенно не готовы сейчас идти на эти ежедневные жертвы ради моды. А ведь много веков подряд престижность положения человека определялась именно тем, что он мог носить неудобную одежду и знал, как это делать. В общем, то, что мы сейчас понимаем под модой, называется ею скорее по инерции. А что касается комфорта, я бы не стал ставить автоматически знак равенства между удобством и тем, что предлагают сейчас дизайнеры в качестве альтернативы шпилек. Особенно для новых подошв, которые появляются с прошлого года. Например, нашумевшие туфли-“копыта” удобными явно не назовешь…

Но с тем, что каблуку говорит «Прощай!» все большее число женщин, аналитик не мог не согласиться:

— Если просмотреть обувные тренды этого и следующего сезонов, отсутствие высокого каблука отмечается особо. Ну, то есть модели такие есть, но они не определяют лицо новинок. И, конечно же, очень быстро растет рынок спортивной обуви. По сути, сейчас происходит иерархическая подмена: то, что раньше было наверху пирамиды престижности — неудобная, непрактичная в своей элитарности одежда и обувь, — теперь заменяется лимитированными спортивными вещами. Можно сказать, что кроссовки стали новыми часами или новой «сумкой сезона» в этой иерархии. Ну, и не стоит забывать, что спортивный рынок растет еще и потому, что ему есть куда расти. Рынок обувной классики достиг своего потолка, ему развиваться больше некуда.

Обувщики видят в новом тренде еще и производственные мотивы:

— Мы в России тоже ощутили резкое снижение интереса к обуви на высоком каблуке и повышенное внимание к спортивной и околоспортивной, — подтвердил тенденцию Иван Татарчук, замдиректора по производству обувной фабрики «Парижская коммуна». — Я это объясняю тем, что «натуральный сектор » более тяжело регулируется и менее предсказуем, чем «химический». В случае с первым надо постоянно взаимодействовать с сельхозпроизводителями, животноводами, целым циклом кожевенного производства, зависеть от массы случайных вещей вроде погоды или качества кормов. В случае со вторым все программируется на годы вперед.

Влияет на женский выбор, оказывается, и мировая закулиса:

— Давно замечено, что определенные мировые процессы вызывают изменения в моде. Например, острая политическая ситуация или гонка вооружений провоцирует, наоборот, тягу к свободе, комфорту и раскрепощению в одежде и обуви. Вспомните, какой всплеск получила культура хиппи в годы вьетнамской войны. Сейчас в мире тоже наблюдается определенная напряженность, так что все закономерно. Но вообще, мое мнение — высокий каблук в том виде, в котором мы все его знаем, стремительно уходит в разряд атавизмов. Есть вещи, которые умерли безвозвратно. Мало кто пользуется сейчас самоварами или лыковыми лаптями. Шпильки, думаю, из этого же числа. Возможно, мода еще сделает в этом смысле виток-другой, но все равно эта амплитуда уже затухающая.

Значит ли это, что всем фанаткам ходьбы на цыпочках придется навсегда спуститься на грешную землю?

— Нет, нет и нет! — не согласился с обувщиком Александр Васильев. — В истории моды уже были эпохи полного отказа от каблуков. Например, периоды директории, консульства и империи во Франции, когда все дамы щеголяли в туфельках, напоминающих балетные. На возвращение каблука ушло примерно 50 лет. В нынешней ситуации, думаю, он вернется лет через 25. Но это уже будет не старая добрая шпилька, обтянутая натуральной кожей. Прессинг экологов в этом смысле будет только нарастать. Нас ждут каблуки из пластмассы, полиуретана и всяких других продуктов химпрома. Ну, а пока искусственные материалы еще не полностью захватили этот мир, приглашаю всех на мою выставку в Музее моды на ВДНХ — посмотреть, так сказать, на классику жанра: обувь, которую делали не бездушные машины, а живые и очень талантливые люди.

ИСТОКИ

Каблуки знали еще в Древнем Египте. Такую обувь надевали крестьяне, уходя в поле, — каблук создавал упор, и двигаться по пахоте было удобнее. «Возвышающая» обувь была известна и в Греции. Актеры театра часто выступали на котурнах (прообразе высокой платформы). Чем выше были котурны, тем более знатного и значительного персонажа изображал актер. Нечто похожее носили потом и в Европе: например, венецианские чопины были до 60 см в высоту и не только подчеркивали статус их владелицы, но и защищали и платье от грязи. Первые каблуки, похожие на современные, появились у восточных всадников XII века: специальные нашлепки в районе пятки помогали лучше держать стремена. Моду на женскую обувь с более высоким (около 5 см) каблуком ввела в 1533 году низкорослая Екатерина Медичи. Людовик XIV (рост 163 см) пошел дальше: мало того что ходил на 10-сантиметровых каблуках, так еще и запрещал придворным такие же.

Кадр из фильма “Малена”

А КТО У НАС ПАПА?

За право называться отцом шпилек боролись как минимум три дизайнера: французы Андре Перуджа (патент на каблук-стилет 1951 года) и Роже Вивье, создавший в 1952-м «лодочки» с тонким 10-сантиметровым каблуком, а также итальянец Сальваторе Феррагамо, который активно использовал шпильки с 1953 года, а в 1955-м обул в них Мерилин Монро в фильме «Зуд седьмого года» (именно там был известный эпизод с вентиляционной решеткой, раздувающей платье главной героини). Впрочем, возможно, папа был другой, так как в подобных туфлях позировала фотографам еще знаменитая французская певица и актриса Мистенгет (1875–1956).  

ЦИФРА

87% всех операций по коррекции приобретенных деформаций стопы приходятся на женщин 

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Почему москвички отказались от туфель на каблуках

Источник