Я пришел к тебе на хаус в модных леви страус
Бравые ребята в джинсах. Кадр из фильма 1983 года “Изгои”.
Фото: кадр из фильма
В субботу, 20 мая все прогрессивное человечество отмечает День рождения джинсов. Между прочим, уже 144-й по счету. Хотя первые запатентованные штаны из грубой парусины с множеством карманов и прошитые для крепости двойной строчкой, человек по имени Леви Страусс продал какому-то калифорнийскому золотоискателю еще в 1850 году за доллар и 46 центов. Но вот лицензию на единоличное право производства таких брюк с заклепками фирма «Levi Strauss & Co» получила лишь в 1873 году.
«Odra» за неимением лучшего
Знаменитые «ливайсы» во времена СССР были одной из излюбленных торговых марок у калининградцев. Впрочем, наряду с такими не менее популярными брендами, как «Montana», «Lee», «Rifle», «Wrangler»…
– Именно «вранглёры» мне мама и купила в 1980 году в магазине «Альбатрос», – подтверждает калининградский писатель Александр Адерихин. – Она была учительницей, очень хорошей учительницей, ученики которой работали практически во всех сферах народного хозяйства. В том числе и в море ходили. Моряки-то и помогли с бонами (чеки Внешторгбанка, своего рода параллельная валюта в Советском Союзе в 1964-1988 годах – Ред.). Тогда в моде был клёш, но эти джинсы были прямые, как немецкий автобан. Носил я их года три, практически не снимая. Пока не протерлись во всех местах.
Но настоящую «фирму» (с ударением на последней букве) могли себе позволить или дети моряков загранплавания и прочих состоятельных родителей, или люди уже достаточно взрослые, сами зарабатывавшие себе на жизнь. Ибо стоили фирменные джинсы от 100 до 200 рублей за пару. Поэтому большинству калининградских школьников до поры приходилось ограничиваться польской «Odra» или индийскими «Miltons». Стараясь не обращать внимания на издевательскую шуточку продвинутых джинсоновладельцев: «В джинсах польской фирмы «Одра» носят мусорные ведра».
– Вышло так, что брюки «Одра» у меня оказались, как и положено, синими, а вот куртку (это тогда вообще был супердефицит) удалось купить такого темно-красного цвета, – вспоминает калининградец Игорь Аверин. – К тому же, я очень быстро из нее вырос. И тогда родители купили другой польский джинсовый костюм той же фирмы. Но вместо куртки там была жилетка, отчего расстроился я просто неимоверно. И, признаться, не любил ее носить.
«Барахолка» на острове и МДМ на площади
Между прочим, соседи-поляки тоже прекрасно осознавали пропасть, отделявшую их джинсовую продукцию от западной.
– Помниться, мне первые фирменные джинсы подарила бабушка, которая привезла их из Канады – она туда часто ездила к брату, – рассказывает руководитель Польского культурного центра в Калининграде Томаш Оманьский. – Кажется, в 1979-м это было. Я был совсем мелким еще, может, лет восемь или девять мне было, но помню, родители говорили: ого, вот у тебя крутые настоящие джинсы! А я-то не понимал тогда, что же в них такого крутого? Обычные штаны. Сейчас я понимаю что бабушка канадский секонд-хенд привозила, но для молодых жителей Польши это тогда было сродни лунным камням или кускам метеорита.
В советском Калининграде фирменные джинсы можно было приобрести только с рук. Было два знаковых места для этого: под колоннами Межрейсового дома моряков на площади Победы и Барахолка на Октябрьском острове.
– Я свои первые иностранные джинсы в 1979 году купил на Барахолке, – признается калининградский археолог Евгений Калашников. – Правда, они оказались производства Тайваня, может, поэтому и обошлись мне «всего» в 120 рублей. Зато материал мне чрезвычайно нравился – светло-синий, мягкий такой. Расклешенные – писк тогдашней моды. Проносил я их больше года, а потом дал надеть по случаю концерта приятелю – руководителю ВИА, а тот их умудрился порвать на колене! Пришлось нашить заплатки вроде вставок на брюках армейского «хэбе». Но я подобрал мягкую светло-коричневую кожу, поэтому в итоге все отлично смотрелось. Тогда же примерно знакомая портниха сшила мне точную копию «ливайсов» (это до сих пор моя любимая фирма), но не из коттона, а из толстенного брезента – тогда «брезентуха» как раз была на пике популярности. Ну а потом, когда уже ходил в моря, за боны купил в «Альбатросе» настоящие «ливайсы» – тоже расклешенные.
Лучший улов моряка
Во второй половинее1980-х на изготовление джинсов замахнулась и отечественная промышленность, выпустив товар с брендом «Тверь». Дизайн, понятное дело, оставлял желать много лучшего, зато ткань была неплохая. К слову, на «всамделишность» джинсы проверяли при помощи мокрой спички: нужно было потереть ее о штаны, и если дерево приобретало синий оттенок – все в порядке, можно брать. На этот же период пришелся расцвет «самострока», когда продвинутые портные из джинсовой ткани мастерили брюки «под фирмУ» прямо на дому.
– Мама моя в 1970-х работала в Военторге, и в один прекрасный день принесла домой плотный пакет, а в нем – целый джинсовый костюм, куртка и штаны! – рассказывает калининградец Стас Ломакин. – Но мой первоначальный восторг сменился разочарованием, когда выяснилось, что товар – польского производства. Впрочем, у моих одноклассников джинсовых штанов вообще не было, и я, будучи еще скромным парнем, стеснялся ходить в джинсах в школу, чтобы не вызывать зависть. Псле демобилизации из ВМФ в 1979-м у меня в кармане оказалось 400 рублей, заработанных на изготовлении и продаже сослуживцам неуставных бескозырок. Я поперся на знаменитый «Талон» на острове, где мне за 200 рублей впарили джинсы популярной в то время марки «Lois». И только дома я понял, что это голимая подделка, лишь поясная пуговица оказалась фирменной. Тем не менее, проносил я их довольно долго и даже простил гадам-спекулянтам этот обман. Потом все восьмидесятые я проходил в море. В славном городе Санта-Круз на Канарских островах был магазин, заточенный на небогатых советских моряков. Хозяева – индусы, назывался «M.Sunder» и там – «Montana» просто за копейки! Таможенники, правда, норовили срезать знаменитого орла, но даже без него брюки отрывали с руками, иногда выходило, что весь морской заработок уступал по рентабельности сбыту этой джинсовой фигни. Но самые лучшие джинсы, которые у меня были – это настоящий американский «Levi Strauss-501», купленный в Галифаксе за 150 долларов. Четыре года продержались! Забавно: прошло ведь не так много времени, а бывший предмет культа превратился в расходный материал. Что, разве кто-нибудь еще парится насчет торговых марок, фасона и то, что группа «Status Quo» играли рок в джинсах бренда «Ливайс»?
Òû ïðèø¸ë
Êî ìíå íà Õàóñ
 ìîäíûõ äæèíñàõ
Ëåâè Ñòðàóññ!!!
(ôîëüêëîð 70-õ)
 1853 ãîäó Ëåâè Ñòðàóññ è åãî äâîþðîäíûé áðàò Äýâèä îòêðûëè ãàëàíòåðåéíûé ìàãàçèí «Levi Strauss & Co.». Ëåâè Ñòðàóññ øèë øòàíû èç ëþáîé ïðî÷íîé òêàíè. Îí ðàçíîñèë ãîòîâûå øòàíû è äðóãèå òîâàðû â ëàãåðÿ çîëîòîèñêàòåëåé è â áëèæàéøèå ãîðîäêè. Âìåñòî ïàðóñèíû øòàíû íà÷àëè øèòü èç áîëåå ìÿãêîé ôðàíöóçñêîé òêàíè, íà ðóëîíàõ êîòîðîé áûëî íàïèñàíî «Serge de Nime». Çîëîòîèñêàòåëè íàçûâàëè å¸ «äåíèì».  1872 ãîäó ëàòûøñêèé ýìèãðàíò Äæýêîá Äýâèñ èç ãîðîäà Ðèíî, Íåâàäà, êîòîðûé øèë îäåæäó è ïîêóïàë ó Ñòðàóññà ðàçíûå íèòêè, èãîëêè, êðþ÷êè, ïóãîâèöû, íîæíèöû è ò. ä., çàêðåïèë êàðìàíû íà áðþêàõ ñâîåãî êëèåíòà, êîòîðûé èõ ÷àñòî îòðûâàë, ìåòàëëè÷åñêèìè çàêë¸ïêàìè. Áðþêè ñ çàêë¸ïêàìè ïîíðàâèëèñü åãî êëèåíòàì è Äýâèñ ðåøèë çàïàòåíòîâàòü ýòó èäåþ. Ñîáðàòü $68 íà ïàòåíò îí íå ñìîã, ïîýòîìó îáðàòèëñÿ ê ñâîåìó ïàðòíåðó Ëåâè Ñòðàóññó, íàïèñàâ åìó ïèñüìî. 20 ìàÿ 1873 ãîäà Ëåâè Ñòðàóññ è Äæýêîá Äýâèñ ïîëó÷èëè ïàòåíò íà ïðèìåíåíèå ìåòàëëè÷åñêèõ çàêë¸ïîê íà îäåæäå.  ïåðâûé ãîä Ëåâè Ñòðàóññ ïðîäàë 21 000 ïàð øòàíîâ è êóðòîê ñ ìåäíûìè çàêë¸ïêàìè. Çàêë¸ïêè íà çàäíèõ êàðìàíàõ ïîçäíåå ïðèøëîñü çàìåíèòü óñèëåííûì øâîì îíè öàðàïàëè ñåäëî è ïîðòèëè ìåáåëü.  1886 ãîäó ïîÿâèëñÿ çíàìåíèòûé êîæàíûé ëåéáë ñ äâóìÿ ëîøàäüìè, áåçóñïåøíî ïûòàþùèìèñÿ ðàçîðâàòü áðþêè. Ñîâðåìåííîãî âèäà äæèíñû íà÷àëè ïðîèçâîäèòü â 20-õ ãîäàõ XX âåêà. Ïåðâûå äæèíñû ìîäåëè 501 íå èìåëè ïåòåëü äëÿ ðåìíÿ ïðåäïîëàãàëîñü, ÷òî èõ áóäóò íîñèòü âìåñòå ñ ïîäòÿæêàìè.
Åñëè áû, ÿ ìàëü÷èøêà, æèâóùèé â êîíöå ñåìèäåñÿòûõ â ïðèãîðîäå Ìàãàäàíà «Ñíåæíàÿ Äîëèíà». Çíàë áû èñòîðèþ ñâîèõ «øòàíîâ», ïðèâåä¸ííóþ ìíîé âûøå è âçÿòîé èç âèêèïåäèè. Òî íåñîìíåííî áû åù¸ áîëüøå ãîðäèëñÿ âåùüþ, êîòîðàÿ àññîöèèðóåò ìåíÿ ñ ãåðîÿìè Ìàðêà Òâåíà, Äæåêà Ëîíäîíà è àâàíòþðèñòàìè Àëÿñêè, ïåðèîäà Çîëîòîé Ëèõîðàäêè!!! Íî ß îáû÷íûé Ñîâåòñêèé ìàëü÷èøêà, ê òîìó æå æèâóùèé â Ìàãàäàíå. Ãäå ïðèñóòñòâóåò äóõ «çîëîòîèñêàòåëüñòâà è ðîìàíòèêè ãåîëîãèè». Åù¸ çà îêíîì ñåìüäåñÿò âîñüìîé ãîä, ñàìûé ðàñöâåò «Áðåæíåâñêîãî Çàñòîÿ» è ìíå âñåãî 13, à ñêîðî áóäåò 14 è ÿ ñîâñåì âçðîñëûé!!!
Øòàíû ìíå ïðèâåçåíû Ìàìîé èç Ïîëüøè, êóäà îíà åçäèëà ïî ïóò¸âêå, à çà îäíî è ïîëó÷èëà òàì ãîíîðàð îòöà, çà îïóáëèêîâàííûå åãî íàó÷íûå òðóäû. Íà êîòîðûé îíà è ïðèîáðåëà ìíîãî ÷åãî è â ÷àñòíîñòè ìíå øòàíû Ëåâèñ, ïî ñîáñòâåííîé èíèöèàòèâå. Äà, ÿ ðåá¸íîê ñîâåòñêèõ ó÷¸íûõ, íî íå ìàæîð èëè êàêîé-ëèáî «áëàòíîé». Äà è îáùàþñü ÿ â êðóãó ñâîèõ îáûêíîâåííûõ ðîâåñíèêîâ. Ñàìîãî ðàçíîãî ñîöèàëüíîãî ñòàòóñà. Îäåòûõ òîæå ðàçëè÷íûé çàãðàíè÷íûé øèðïîòðåá òèïà Ìèëòîíñà è Ñòåéòîíà. Ýòî òîæå äæèíñû, íî ïî ìîåìó íå èç ÑØÀ, à èç Ôèíëÿíäèè. Êîðî÷å, Ìàãàäàí âñ¸ òàêè ïîðòîâûé ãîðîä è ó íåêîòîðûõ ðîäèòåëè ìîðÿêè è ïîëó÷àþò òå, çà ñâîþ ðàáîòó «áîíàìè èëè ÷åêàìè», êîòîðûå çàòåì è îòîâàðèâàþò â ñïåö ìàãàçèíàõ. Òàê âîò, ó ìåíÿ ñàìûå êëàññíûå øòàíû, åù¸ íå ïîò¸ðòûå, íî òàêèå æ¸ñòêèå, áëàãîðîäíîé ò¸ìíî-ñèíåé ðàñöâåòêè, äà åù¸ è ðàñêëåø¸ííûå, ïî ìîäå òîãî âðåìåíè. Íà íîãàõ îäåòû áîòèêè ñ ïëàòôîðìîé, êàíàðåå÷íîãî öâåòà. Íó ÷åì íå «ñòèëÿãà èëè õèïñòåð» ñâîåãî âðåìåíè. Âñå ñ çàâèñòüþ ïîãëÿäûâàþò â ìîþ ñòîðîíó è äàæå ñòàðøåêëàññíèê, âîîäóøåâë¸ííûé ìîèì âèäîì. Íà÷èíàåò ðàññêàçûâàòü, ÷òîáû ïðèâëå÷ü ê ñåáå âíèìàíèå, î òîì, ÷òî âîò ó íåãî «Òåõàñû». È ÷òî ýòî ñàìûå êðóòûå äæèíñû â Àìåðèêå, à òàê êàê èõ íîñÿò òîëüêî êîâáîè øòàòà Òåõàñ, òî ýòî è åñòü «ïîêàçàòåëü êà÷åñòâà» øòàíîâ, êîòîðûé íàïèñàí íàä åãî çàäíèì êàðìàíîì. ß êîíå÷íî æå íå çíàþ åù¸ èñòîðèþ âîîáùå äæèíñîâ, íî óæå ãäå òî ïîä÷åðïíóë èíôîðìàöèþ, ÷òî íàñòîÿùèå äæèíñû øüþòñÿ èç õëîïêîâîé òêàíè, êîòîðàÿ èñïîëüçóåòñÿ äëÿ èçãîòîâëåíèÿ ïàðóñîâ. Òóò æå ïðåðûâàþ åãî, îñìåëåâ îò òîãî, ÷òî ìîè øòàíû òàêèå æ¸ñòêèå è ïðî÷íûå, äà åù¸ è ñ áåçóïðå÷íûì Êîâáîéñêèì âèäîì íà ëåéáëå. Ãäå ëîøàäè ïûòàþòñÿ ðàçîðâàòü øòàíû êàê ó ìåíÿ, íî âèäíî, ÷òî íå ìîãóò ýòî ñäåëàòü!!! ß îñìåëåë äî òîãî, ÷òî ïîäîø¸ë ê íåìó âïëîòíóþ è ñîãíóâ íîãó â êîëåíå, ñêàçàë: – «Ïîòðîãàé è èçâèíèñü, ó òåáÿ ïðîñòî òðÿïêà, íàñòîÿùèé äåíèì òîëüêî ó ìåíÿ è âîò êàêîé îí íà îùóïü»!!! Ãðóïïà «Äåñÿòîê», à ýòî áûëè âûïóñêíèêè ýòîãî ãîäà, äàæå ïðèêóñèëè ÿçûêè îò ìîåé íàãëîñòè. Íî ïîòîì, íà÷àâ îñìàòðèâàòü ìîè øòàíû. Óâèäåëè êàðòèíêó, ãäå ëîøàäè ðàçðûâàþò äæèíñû è íå ìîãóò èõ ïîðâàòü. Ñîãëàñèëèñü, ÷òî òàê îíî è åñòü, à ÿ îñìåëåâ îêîí÷àòåëüíî, ïîïðîñèë ó íèõ çàêóðèòü è âçÿâ «áû÷îê» ó îäíîãî èç íèõ, íàïðàâèëñÿ ê ñâîèì. Êîòîðûå çàòàèâ äûõàíèå, ñëåäèëè, ÷åì âñ¸ êîí÷èòñÿ. Ïðåäñòàâëÿþ êàêîé «âåñ» ÿ ïðèîáð¸ë â èõ ãëàçàõ, íî ýòî æèçíü è êàê ìíå ïîìîãëà ìíå ìîÿ æå íîâàÿ âåùü, ýòî óæå êîìïåòåíöèÿ ïñèõîàíàëèòèêîâ. À òîãäà ÿ ïðîñòî áûë Ñ×ÀÑÒËÈÂ. Ñïàñèáî Ëåâè Ñòðàóññó!!!
25 ìàÿ 2012ã. Áëþç , Ôèëèïïîâ Åâãåíèé Àíàòîëüåâè÷.
— Без кайфа нет лайфа, — говорит вертлявый парень в белом пиджачке — Я тебе фенечку расскажу. Зацепил я клёвую герлу, у неё пэрэнты крутые совки. Фазер ходит в вайтовых трузерах, а шузы все равно совковые. Ха-ха-ха!
— Кончай свой стёб, — отвечает долговязый товарищ в узких черных штанах — Лучше посмотри вон туда. Бундесы чапают, зуб даю. Сейчас дойдут до фонтанаи мы их сделаем.
— Меня сделайте — я выхожу из пролета лестницы ГУМА на верхнюю галерею, подхожу к парням. Типичная фарца. Молодые парни, москвичи. Числятся в какой-нибудь переплетной артели, а сами торгуют шмотками. Скупают или выменивают у иностранцев модную обувь, джинсы, электронику, жвачку, импортные сигареты. Потом перепродают втридорога.
Вчера, на концерте, в который превратился мой творческий вечер, замечая влюбленные взгляды Вики и о боже… Оли со Светой, я со всей ясностью понял — пора заняться имиджем. Писателей в стране много, поэтов — еще больше. Костюм с галстуком — это скучно. Надо выделяться. Надо, чтобы про меня говорили. Так что на следующее же день я отправился в ГУМ. Здесь на верхних галереях тусовались фарцовщики. Высматривали иностранные делегации, отдельных туристов. После чего пытались выторговать у них любую западную шмотку.
— Мэн, ты не по адресу — вертлявый равнодушно отвернулся. Боится. Фарцу гоняют. И милиция и гэбэшники. Только вот я на них совсем не похожу. На лице — многодневная щетина, которая переходит в бородку. Оперативники — обязательно бреются. Ботинки не блестят (всех силовиков еще в училище заставляют до блеска чистить обувь и это сохраняется на всю жизнь). Долговязый внимательно меня рассматривает. Я достаю из кармана пачку десяток. Пересчитываю их. Убираю. В глазах вертлявого загораются огоньки интереса.
— Подожди, Боб — долговязый подходи ближе — Мэн то правильный. Чего хочешь?
— Джинсы Левайс, модный свитер крупной вязки под горло, ботинки на высокой подошве. Лучше немецкие.
— Неплохой заказец. Давай так. Выходишь из ГУМа в сторону улицы 25-го октября, направо. Доходишь до Никольского тупика. Там справа подъезд дома будет. Жди там.
— Подожди. Не торопись. Сколько вся эта “музыка” будет стоить?
Долговязый поднял глаза к потолку, пошевелил губами что-то прикидывая в уме.
— Ну думаю в двести рублей уложишься…
— Во сколько! — моему возмущению не было предела— Ты мне деним с золотой фурнитурой что ли втюхиваешь?
— Да правильные цены. Шмотье фирменное, не самопал. Ну может скачуху тебе еще дадут. Как крупному клиенту… Все. Давай до Тупика.
Делать нечего, я киваю, иду по указанному адресу. Быстро нахожу подъезд, захожу. Ждать приходится долго. Но оно того стоит. Тот самый вертлявый, словно на шарнирах парень по кличке Боб приносит все, что я заказал. Фирменный джинсы (я проверяю не самострок ли), отличный черный свитер, такие же черные ботинки на высокой рифленой подошве.
— Сам то кто будешь? — как бы невзначай интересуется Боб, пока я примеряю обновки.
— Поэт.
— Да ладно!
Я пришел к тебе на хаус В модных джинсах “Леви Страус”. Ну а ты кричишь — Смотри! Вся столица носит “ЛИ”
Боб громко ржет, хлопает себя по ляжкам.
— Клево! Давай еще!
— Давалка сломалась, считай деньги — протягиваю фарцовщику купюры.
— И что поэты такие бабки зарабатывают — как бы промежду прочим интересуется Боб.
У меня тут же в голове громко прозвенел звонок. Говорил ребятам не шиковать, а сам тут же пошел купюрами шелестеть:
— Ты, Боб, случайно не в ансамбле играешь в свободное от фарцы время — спрашиваю я.
— В каком смысле…
— Ну типа” барабанщиком” не подрабатываешь — добавляю немного угрозы в голос.
— Не…. — фарцовщик пугается — Просто так спросил!
— Ну если только просто так… Гонорар получил за концерт. Давай по деньгам решать.
Все шмотки обходятся мне в 186 рублей! Нормально. Вписываюсь. И ведь с размерами угадал…
Я опять остаюсь без копейки. Это даже смешно. В чемоданах на вокзалах хранится грузинский миллион, а я нащупываю в кармане 5 копеек, чтобы доехать на метро до Моховой.
Пока еду, размышляю, что же мне делать с резким наплывом женщин в моей жизни. Во-первых, Вика. С ней у нас предстоит третье свидание. Позвал в ресторан Центрального дома литераторов. Приличная кухня, вино… Девушка меня сильно привлекает. Красива, умна, скромна. Ну ладно, не так уж скромна, раз с Петровым гуляла. Теперь дует на воду, обжегшись на молоке. Дуть может долго. Пока не сложатся звезды, циклы и прочие женские факторы.
Во-вторых, Оля Быкова. Подпольная кличка Пылесос. Она же староста и комсорг. Активист и просто жизнерадостный, активный человек. Тоже красивая. Одевается, конечно, не ахти, но это поправимо. Чем-то я ей глянулся и она сама меня позвала на свидание. После творческого вечера, только я вышел за кулисы, мне было прямо и без намеков предложено в субботу вечером сходить на «Жаворонка». В начале мая вышел замечательный отечественный фильм про советских солдат, которые бегут из плена на танке Т34. Я уставший, еще не отошедший от бурных аплодисментов, сходу дал согласие. Потом конечно, задумался. Даже посоветовался с Димоном. Но тот только одобрительно хлопнул меня по плечу:
— Давай, Рус, не стесняйся. А если Вика теперь играет за команду «динамо»? Оля — вулкан! Тут друзья тайком Фрейда приносили почитать — зашептал мне Кузнецов — Это называется сублимация подавленного либидо. Ей хочется, очень. Но не с кем. Вот она и тратит свою либиду на всю эту общественную деятельность.
Фрейд сейчас запрещен в Союзе. Ходит в самиздатовских перепечатках. Теоретически его можно взять в спецхранилище библиотеки. Но нужно получить такие! визы и подписи на заявлении…
Наконец, Света Фурцева. Эта поступила тоньше. Дождалась пока все разойдутся после творческого вечера, поймала меня уже в коридоре.
— Очень понравилось! Ты прямо талант.
Девушка была одета в строгую длинную юбкупо щиколотку, блузку и приталенный пиджак серого цвета. Прямо министерская дама. На щеках румянец, глаза сияют.
— Я уверена, что у тебя большое будущее в литературе.
Ага, совместно с Высоцким, Рождественским и Евтушенко.
— Мне особенно понравилось «Некрасивых женщин не бывает». Я даже записала — Света достала из сумочки тетрадь, открыла ее:
«…Некрасивых женщин не бывает, Красота их — жизни предисловье, Но его нещадно убивают Невниманием, нелюбовью…»
— Какие верные и точные слова! Сегодня же покажу маме. Я думаю — Фурцева-младшая замешкалась, подбирая слова — Даже уверена, она захочет с тобой познакомиться.
— У министра культуры есть время на начинающих поэтов? — удивился я.
— Ты необычный. Я сразу почувствовала, что в тебе что-то есть! Приходи 1-го июня к нам на прием.
А Света то на меня запала! И оно мне надо, чтобы замужняя девчонка с годовалым ребенком так на меня обожающе смотрела? С другой стороны, с Фурцевой-старшей все-равно знакомиться. Министр переживет снятие Хрущева и дотянет до 74-го года. Еще десять лет будет рулить всей советской культурой.
Так почему бы нет?
— Какой прием?
— Приезжают немцы из ГДР подписывать договор о дружбе. У них в делегации будут писатели и музыканты, мама устраивает для них прием. Я тебе достану пригласительный.
Тонкий подход! И как тут отказаться?
— Я согласен.
Света лучится от удовольствия, а потом неожиданно берёт мою руку и говорит — Спасибо!
Смелая. И горячая!
Родная, а как же муж и ребенок??
— Значит, до следующей пятницы?
Я лишь киваю.
* * *
В библиотеке на Моховой многолюдно. Сессия в разгаре и студенты торопятся добрать знаний к экзаменам. Только я подошел к своей любимой «Башкирии» — заметил знакомые стриженные головы, склонившиеся над разбросанными на столе книгами. Коган и Кузнецов. Сели в уголке, что-то выписывают. У меня появилось нехорошее чувство.
Выбрать главу
– В Ленком
– Ой! Какой же ты молодец! – меня удостаивают поцелуем в щечку – Я буду готова через полчаса. Погуляй пока
Делать нечего, иду гулять по пустому МГУ. В одной из открытых аудиторий слышу надрывный детский плач. Ребёнок чуть не захлёбывается криком. А еще и безысходный женский.
Заглядываю. Молодая девушка, прикрывшись кожаной сумкой, пытается покормить ребенка грудью. Тот лишь упрямо вертит головкой и орет еще сильнее. Девушка же сама рыдает. Крокодильи слезы капают на лысую, покрытую красными пятнами головку младенца.
– Ну и что тут у нас за слезливое море разлилось? – участливо спрашиваю я и захожу внутрь. Разглядываю мать. Миловидная такая. Темные волосы, большие глаза, пухлые губки. Одета в светлый летний костюм, юбка которого пуритански прикрывает коленки, шёлковую светлую блузку, кожаные бежевые лодочки на шпильке. Всё импортное, качественное, очень дорогое. Кто же ты такая птица-небылица?
Ребенок не сказать чтобы совсем младенец. На голове есть пушок, взгляд фокусирует, смотрит по сторонам. Пока я разглядываю парочку, ребенок успокаивается. Мама тоже.
– Ты кто? – шмыгает носом девушка
– Я Русин. А ты – Света Фурцева, да?
– Козлова!
– Ой, да все на курсе знают, что ты Фурцева, – смеюсь я, – дочь министра культуры.
– Я по мужу Козлова! – мне демонстрируется палец с кольцом.
«– А муж у нас кто?
-Волшебник.
– Предупреждать надо!»
Кто у нас Козлов-старший? Член Президиума ЦК КПСС, один из ближайших соратников Хрущева. Сейчас сильно болеет, в следующем году умрет. Его сынок и так ведет разгульный образ жизни, а без тяжелой руки отца так и вовсе пустится в загул. Светлана с ним разведется. Выйдет замуж повторно. Но сейчас династический брак еще в силе.
– Почему ребенок плачет?
– Не хочет грудь брать – краснеет Светлана – Она у няни привыкла к бутылочке…
– А где няня?
– Уехала к родственникам. Я приехала к подругам в общагу, а дочка раскапризничалась
– Попробуй не совать грудь, а сжать ее, чтобы молоко брызнуло в рот – у моей сестры было аж трое детей. Знаю почти все про выращивание младенцев.
– Отвернись!
Я подхожу к доске, встаю спиной к Фурцевой. Разглядываю формулы. Математики занимались? Послышалось детское причмокивание.
– Слушай, ест!
Мнда… Вот вам и мамашка.
– Как ребенка то зовут?
– Марина
– Понятно. Ладно, раз все хорошо, я пойду
– Постой! Откуда ты знаешь про грудное вскармливание? – в голосе Светланы слышны нотки традиционного женского любопытства
– Пусть это останется моим секретом – усмехаюсь я – Детей грудью не кормил
Фурцева смеется.
– Ты любопытный! Мне кажется, в тебе что-то есть. Какой несоветский вызов – Фурцева-младшая тайком заправляет грудь в платье, встает. Ребенок наелся и уснул. Может слинги изобрести? Только кому я в Союзе «продам» идею?
– Ладно, еще увидимся! Чао!
Светлана вешает сумку одной рукой на плечо, девочку прижимает к себе. Стремительно выходит из аудитории. А я иду обратно в женскую общагу. На проходной меня уже ждет разодетая Вика. Выглядит Селезнева очень стильно. Голубое платье, открывающее плечи. Широкий красный ремень, который подчеркивает ее талию. Такие же крупные красные бусы. Аккуратные стрелки на чулках. Лодочки на шпильках. Из-за угла выглядывает и тут же прячется рыжая голова. Раздаётся хихиканье. Понятно, Вику на свидание собирали всем миром.
– Чего такой задумчивый? – девушка игриво пихает меня в бок
Идем молча в сторону метро. Наконец, я рассказываю про Фурцеву-младшую. Вика сочувственно кивает головой и подтверждает ее неудачный династический брак. Рассказывает о Козлове младшем, про которого ходят нехорошие слухи в МГУ. Дочка Фурцевой, оказывается, ушла от мужа и проживает с дочкой на даче в Переделкино.
Богатые тоже плачут. Деньги и положение могут помочь во многом, но только не в чувствах.
Спектакль в Ленкоме проходит на отлично. Когда я провел Вику в первый ряд – та аж задохнулась от радости и удивления.
– Леша, твоя фамилия случайно не Корейко? – шутит девушка с раскрытыми от восторга глазами, разглядывает сцену, потолок, портьеры.
– Дай миллион, дай миллион – я корчу рожи и хватаю Вику за рукав, пародируя старика Паниковского из “Золотого теленка”.
Вика заливается беззаботным смехом и украдкой утирает выступившие слёзы на густо подведённых стрелками глазах. В это мгновение она хороша, как никогда. Окружающие мужчины бросают на мою подругу заинтересованные взгляды.
полную версию книги