Почему сейчас модно не любить россию
Ах, какой популярный в России заголовок, часто встречающихся публикаций. Такое ощущение, что толпы россиян ополчились против своей родины и жаждут её скорейшего уничтожения. Не уместно считая, что Россию окружает мир который в десятки раз лучше, а эмигранты спешат поддержать их в этом мнении.
Молодецкий курган – Самарская лука, Россия
А что я не понимаю еще больше, почему, несмотря на недостатки США, у них не принято об этом писать? Почему, страна, у которой в истории кровь, убийства, сговор и ложь – поголовно твердит, что это лучшее место на свете. Почему, государство вырезавшее коренное население рассказывает всему миру, о свободе личности. Почему страна в которой только-только начали избавляться от расовой дискриминации на каждом углу твердят о толерантности. Почему каждый гражданин “империи лжи” твердит, что лучше страны на свете нет и им в голову не приходит ругать свою родину? Почему, несмотря на практически полное отсутствие социальной защищенности американца, он с упоением размахивает звездно-полосатым в свои 4 июля, который всего-навсего означает независимость от Англии.
В день независимости американцы становятся бесноватыми. Фото с upwithpeople.org
Ответ, мне кажется, простой. Та же самая ложь, которая вбивается в головы американцев, проливается неизбежно и на неокрепший и доверчивый русский мозг. И он начинает верить.
Вера всегда была нашей сильной национальной чертой, но в данном случае она нам только мешает. Западная грязь не подвергается сомнению и воспринимается, как нечто истинное. Я много уже написал о западных мифах, показывая что происходит на западе, на самом деле, но даже в этих случаях, находятся Русские, которые в комментариях пишут – это не правда. На предложение с доказательствами опровергнуть “новую правду”, обычно сказать ничего не могут, но продолжают верить тому, что на них выливает либеральное СМИ.
Вера западного обывателя укрепляется искаженной историей. США уже давно и успешно приписали себе победу во второй мировой, первый полет в космос и тому подобные значимые события. Ну а в технике… Все конечно знают, что самое лучшее вооружение сделано в США, а американский “абрамс” не убиваемая колесница свободы.
Абрамс, это наиболее несовершенный танк среди ему подобных по классу
Даже первый их суборбитальный полет (полет по баллистической траектории) они умудрились объявить полётом в космос. Ложь пронизывает жизнь американца. Не удивительно, то американцы не любят историю, все потому, что она открывает им неприглядную истину, вызывая когнитивный диссонанс и заставляя задумываться, а может быть это не правда, может быть США, это дно? Но малейшие сомнения забивают в глубь очередные фейк-новости, которые снова и снова твердят, что лучше нет страны на свете, а еще о том, как ужасно живется в России.
фото с www.bbc.com
Иностранцы удивляются, почему, все самое плохое, они слышат из уст именно россиян. Иногда они несут такую чушь, что по прибытию в Россию иностранец испытывает легкий шок от несоответствия ожидаемой и получаемой реальности. Так вот, причина нашей “не любви” кроется в проплачиваемой западом антиагитации и в нас самих. Не имея ориентиров для сравнения, попутно “обтекая” от западного мусора об ужасах России, мы начинаем верить в то, чего у нас нет в принципе. Например почти все поголовно верят, что в США есть свобода слова, а у нас нет. Или что западные города чистые, а наши, грязные. Так вот, не верьте! И не позволяйте разным диванным экспертам утверждать о тотальном превосходстве запада. Это ложь! Всегда проверяйте их слова сами! Это не так сложно как кажется, современная техника легко позволяет это сделать.
Берете яндекс-переводчик (не реклама :)), вводите русскую фразу например “пособие по безработице в США” или “декретный отпуск”, переводите её на английский язык и производите поиск в гугле (не в яндексе, ибо гугл – изделие именно США. Яндекс-браузер переведет вам текст и вуаля… изучайте первоисточник.
И со временем, Вы и сами начнете различать, где правда, а где ложь, Вы лучше начнете понимать родину, а понимая её – полюбите. А я постараюсь, как и раньше развенчивать мифы запада (ссылки, как всегда внизу). Жаль, что мой голос слишком слаб в потоке канализационных информационных стоков либералов, но я надеюсь на Вас, мой читатель.
P.S. Есть один мощный плюс от приукрашенного запада, мы пытаемся соответствовать и стремиться к этому ложному образу и когда дойдем, до этого, не существующего образа, мы с удивлением обнаружим, что намного превосходим запад, ибо ничего подобного из нарисованного, на западе нет и в помине.
На сегодня всё.
Подписывайтесь, я и дальше буду разоблачать западные мифы, жмите палец вверх и делитесь ссылками в соц.сетях – это сильно поможет развитию канала, а главное… живите своим умом, ибо хорошо там, где нас нет. 🙂
Возможно Вам будет интересно, из серии “Скрытый запад“
Почему на западе лучше? Ловушка для туриста
Бессовестно врут. На западе тротуары моют с шампунем?
Существуют ли идеальные дороги запада?
Обзор городов
Нью-Йорк, грязь на улицах города
Вашингтон – столица империи лжи
10 реальных фотографий Майями, не доступных туристу.
Мифы запада.
Мифы и реальность свободы слова
Бытовые мифы США
Мифы и реальность дружелюбия американцев
Работа не волк, работа – Job
На какую сумму невозможно прожить в США
Почему в США не чувствуешь себя защищенным. Безработица.
Мифы США. Дешевая ипотека и стоимость жизни
Интересные факты о западе
О чем не принято рассказывать в США
Скрытые стороны США, о которых принято умалчивать
2 факта о США, которые не верно объясняются эмигрантами
Как в США эксплуатируется детский труд
Еще больше мифов о западе, Вы можете изучить на моем канале.
Отношение к русским во всём мире особенное. Мы – отдельная этническая группа. Русские не относятся ни к европейцам, ни к азиатам. Есть такие «сборные» понятия как «африканцы» и «латиноамериканцы», например. Есть европейцы, американцы и китайцы.
Однако именно к русским сформировалось в мире это уникальное отношение. Во всём мире русских не любят и боятся. Почему так? Ведь мы – такие же «обычные» люди, ка и рядовые жители других стран. И мечтаем, и стремимся к одному и тому же. «Счастья, здоровья и долгих лет жизни» – это универсальное пожелание, пожалуй, позитивно оценит любой житель в мире.
Почему же к нам так относятся? Наверняка виной тому пропаганда. Жителей любой страны руководство окружает «нужной» информацией. Объясняют, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Во многих странах длительное время рассказывают жителям, что Россия и русские – это «плохо».
Устойчивый стереотип про русских на западе – «дикая» страна с безбашенными людьми. Водка, ушанка, балалайка и медведь – вечные «спутники» типичного русского. Наша агитмашина тоже не особо «превозносит» рядовых жителей западных стран. Например, рядовой житель США рисуется нам туповатым жирдяем, который постоянно ест бургеры.
Всё-таки многолетнее противостояние коммунистического и капиталистического миров не могло пройти бесследно. Слишком разные уклады жизни целых поколений сформировали мировоззрение огромного количества людей диаметрально противоположно.
Но не всё так просто. Коммунизм мы перестали строить без малого 30 лет назад, а отношение к нам не меняется. Нас по-прежнему не любят и боятся. Рационального объяснения этому нет.
Коммунизм мы больше не пытаемся распространить на весь мир, капиталисты могут спать спокойно. По численности населения мы – не в первых рядах. Китайцев и индийцев – на порядок больше. Ядерное оружие сейчас есть во многих странах.
Богатством наша страна тоже сейчас не отличается. Есть олигархи и несметные сокровища природных ресурсов. Но население в массе – обычные работяги, люди исключительно мирные и не конфликтные. По отношению к «нерусским» наша страна, наверно, едва ли не самая гостеприимная и толерантная в мире.
Русским улыбаются дружелюбно только тогда, когда от нас что-то нужно. Туристы с деньгами – им рады везде, вернее деньгам, которые они потратят. Россия регулярно прощает долги другим странам, с нас же «сдирают три шкуры». Даже наши «братья»-белорусы – постоянно пытаются «воткнуть нам нож в спину».
Если заглянуть в историю поглубже, то становится понятно, что так было и в прежние времена. Ещё до коммунистических времён настоящих друзей у России не было. Были временные «союзники», были страны-«перебежчики», которые бежали на поклон, когда «припекало». Но все эти «союзники» сразу сбегали, когда ситуация менялась на более благоприятную для них.
Действия других стран также можно в целом расценить как «пользовательские». Россию часто втягивали в войны в своих интересах, или объединялись против нас в альянсы. Делалось всё, чтобы наша страна и наш народ оставался как бы в «подавленном» состоянии. Примерно, как сейчас, когда санкции наложены практически «на всё».
У меня это вызывает ассоциацию со спящим медведем. Медведь – это русский народ, Россия – это его берлога. Пока Медведь спит или дремлет в своей берлоге, окружающие более-менее в безопасности. Но до полного покоя – далеко. Враги мечтают извести Медведя, но вот как это сделать – не знают.
Те, кто рискнул залезть в берлогу или разозлили Медведя – сгинули. Остаётся строить козни, мелко пакостить и хитрить, но в открытый бой – не лезть.
Конечно, это всего лишь аналогия, и раскритиковать её можно легко, найти массу «неточностей» картины.
Интересное мнение по этому поводу высказал один мой коллега по работе. За разговором в курилке он, человек начитанный и разносторонний, поделился своими соображениями о русском народе. По его мнению, русские – это потомки древней вымершей цивилизации, типа Атлантов.
Жили они на современной территории России, а по уровню прогресса были очень развиты даже по современным меркам. Со всеми своими возможностями они контрастно отличались от дикарей, которые с луками и топорами бегали в лесах Европы. И европейцы безмерно боялись «высших» людей.
Эту гипотезу он подкрепил массой доводов, которые ничего прямо не доказывают, но задуматься заставляют. Например, наличие уникальных русских технологий, вроде изготовления кольчуг. Даже само происхождение русских как народа. Русской государственности немногим более тысячи лет, а единого «предка» у русского народа – нет. Об этом спорят до сих пор, единой точки зрения, которая бы всех устраивала – пока не нашли.
Да и сама идея об «исключительном» «сверх-народе» – вряд ли образовалась на «пустом месте». Конечно, история многократно переписывалась и адаптировалась под нужды конкретного времени. И в современных реалиях – это вряд ли будет афишироваться, окажись эта гипотеза – настоящей правдой.
В современном мире быть русским – это скорее быть носителем некого «ментального элемента». Как если бы это давало своего рода «подключение» к «коллективному бессознательному» полю, матрице. Если ты русский, то в тебе этот «дух» есть.
«Липовые» русские эмигрируют – и не страдают, а «настоящих» – тянет домой, причём зачастую иррационально, «на уровне души».
А ещё эта гипотеза хорошо объясняет такую «заложенную на генетическом уровне» «нелюбовь» к нам со стороны иностранцев, вызванную паническим страхом.
Понравилась статья? Ставьте лайки и подписывайтесь на канал!
День знаний переходит в стране в Год знаний. Страна и семья, школа и вуз осторожно, но уверенно начинают учиться в реальном режиме (маски не сбрасывая, оставляя удаленку на запасном пути), радуясь живому, ничем не заменимому процессу учитель – ученик. О том, что жизнь налаживается, свидетельствует и 33-я Московская международная книжная ярмарка, которая открывается в Манеже, где наконец-то писатели смогут очно дискутировать с читателями. Около 300 издательств из 40 регионов страны представят свои новые книги. Будут, конечно же, и зарубежные гости. Среди премьер ММКЯ – книга Александра Архангельского о французском историке и слависте Жорже Нива. Трудно ли любить Россию в непогоду…
Любить. Встретить в России невесту, был высланным во Францию накануне свадьбы. Пережить арест невесты, писать ей письма в лагеря. Встречать в Женеве всех высланных или просто приезжающих из России поэтов, писателей и мыслителей. Объяснять Франции Солженицына. Стать героем фильма Андрея Смирнова “Француз”. Изъездить Россию вдоль и поперек. Ходить по канавке в Дивеево. Понимать смысл абсолютно русских слов, которые не все русские понимают. Чем должна закончиться такая судьба? Представьте себе – любовью к России. Трезвой, честной и верной. Александр Архангельский назвал книгу о Нива “Русофил”. Почему русофилом быть лучше, чем русофобом? Почему надо уметь не только помнить, но и забывать? Как любить другого человека, культуру, страну, не будучи с ними согласным? О феномене Жоржа Нива наш разговор с автором книги.
Судьба вырастает и из анекдота
Мы сейчас чаще ведем разговоры о русофобии, а тут герой – русофил. Причем никогда не теряющий трезвый взгляд на Россию и всегда сохраняющий юмор…
Александр Архангельский: Сегодня, действительно, больше борются с русофобией. И это не только наше занятие. В Швейцарии недавно вышла книга очень известного журналиста Ги Меттана “Россия – Запад: тысячелетняя война. История русофобии”. Но борьба со злобной русофобией часто озлобляет нас самих.
Русофилами же становятся не за деньги и не за славу. Ими становятся, как влюбляются. Мы же влюбляемся не потому, что он (она) самый лучший? Любовь возникает потому, что мы совпали. Как два пазла. Так Нива совпал с Россией.
Как это случилось?
Александр Архангельский: Обычно самое главное совпадение, как и настоящая влюбленность, случайно. У Нива не было никаких предпосылок стать русофилом. Никто в его семье не был связан с русским миром, литературой, историей. По материнской линии все математики, по отцовской – латинисты. Дедушка – архитектор и муниципальный политик. И это не Париж, где полно русских эмигрантов, а холмистая, горная французская провинция, где почти невозможна встреча с носителем русского языка. Но она произошла. Не с интеллектуалом – с переплетчиком, занесенным с Кубани во Францию вихрями революции и Гражданской войны. Говорившим с диким оканьем и гэканьем. Маленький Жорж, начав читать рассказы Толстого, произносил “ховорыл”. Да еще с французским акцентом. Выходило что-то анекдотическое. Но из этого анекдота, как часто бывает в жизни, родился сюжет судьбы.
Начатое переплетчиком Георгием Георгиевичем довершила встреча с Пьером Паскалем, тоже странная. Застряв в Советской России осколком французской военной миссии, став французским большевиком, историк Паскаль нашел себе здесь особый предмет внимания – протопопа Аввакума.
Русофилами становятся не за деньги и не за славу. Ими становятся, как влюбляются. Любовь возникает потому, что мы совпали. Так Нива совпал с Россией
Вечное напоминание нам, что не только внешние успехи правят миром, но и напряженное внутреннее упорство.
Александр Архангельский: У Паскаля Аввакум как-то совместился с большевизмом как мечтой об апостольской утопии.
И вот Аввакум со своей страстью идти до конца за своей идеей и повел за собой Пьера Паскаля, сделав отцом-основателем французской славистики 20 века и, конечно, русофилом. А Пьер Паскаль повел Жоржа Нива.
У молодого Виктора Шкловского была брошюра “Воскрешение слова”. Может быть, надо воскресить слово “русофил”. Заляпанное и заметенное, с одной стороны, иронией (быть русофилом в интеллигентской среде это как быть слегка дурачком), а с другой – идеологической пылью (русофил, значит хороший, правильный, “наш”). Вот не “наш”, и без иронии.
Нива русофил, не потому что мы прекрасны. А потому что он любит.
Его любовь не слепа. Он очень жестко отзывается о многом в России и русской культуре. Но это жесткость любви. Тому, кого любим, мы иной раз что-то говорим прямее, чем говорят нелюбящие его. Но если говорим с любовью, то у этого иное звучание. Любовь всегда предполагает сожаление о чем-то неполучившемся, и никогда – презрение, которое принижает человека (культуру, страну).
Это просто на словах, но непросто прожить с этим целую жизнь. Не изменив. А Жорж – очень верный человек – с темой своей жизни не расставался никогда. Ни с людьми, ни со страной.
Анти-Кюстин
Нива нам, как исторический подарок? Своего рода анти- де Кюстин, которого Нива вспоминает в книге в связи с “Русским ковчегом” Сокурова. Страна, где “недостатка нет только в контрастах”, “самое верное будет признать, что вас окружают дикари”, “из домашней мебели меньше всего в ходу у русских кровать”, “при такой суровой жизни серьезная литература никому не нужна”, “в России разочаровываешься во всем” писал французский маркиз, путешествующий по николаевской России в 1839 году и сильно прославившийся описанием своего путешествия.
Александр Архангельский: Кюстин, изрезанный на такие цитаты – это упрощение. И Кюстин – не русофоб, а язвительный критик, и Нива не розовый мечтатель, а трезвый наблюдатель. Просто у Нива другой способ разговора о стране – с любовью, знанием провинции. Но и все с той же, подчас суховатой, жесткостью, которая отличает французский взгляд от русского.
Быть “филом” уж точно лучше, чем быть “фобом”. Хотя есть опасность “розовых очков”. “Розовые очки” и безумное восхищение всем чужим вредно. Но когда “русофильство” – часть твоей собственной судьбы… Когда ты трезв и при этом пьян (и это не запой, а греческий пир)…
А еще важно выбрать между влюбленностью и любовью. Влюбленность дает эйфорию, но быстро проходит. Любовь эйфории не дает, но живет всегда. И как мы помним из “Послания к коринфянам” “долготерпит”. Терпение не предполагает восторга и идеализации предмета любви, зато склоняет принять человека именно таким, каков он есть. Любовь, кстати, совместима со скепсисом. Потому что скепсис – если он не разъедающий, кислотный – помогает долго терпеть. Ты не ждешь и не требуешь, как в юности, от любви всего и сразу, бесконечной героичности, идеальности. Понимаешь, что человек устроен сложно, что он может быть слаб, но все равно любишь. Без этой взаимной тяги и взаимной скептической любви, мир, который и так висит на волоске, распадется. И нам останется презрение, холод, саморазрушение и сплошная политика. Недаром Жорж заканчивает свой рассказ цитатой Вячеслава Иванова: Россия и Европа – как два легких, и если мы будем дышать ими порознь, задохнемся. По обе стороны границы.
А у нас в России много франко-, англо-, германофилов? Они делают погоду?
Александр Архангельский: Англофилами были Набоков, академик Алексеев. Чуковский был американофилом. Пастернак – европофилом, русским по чувству, еврейским по происхождению, европейским по духу. Лев Толстой превратил русскую культуру в мировое явление. Про всемирную отзывчивость Пушкина Достоевский уже все сказал.
Здесь и сейчас с нами живут великие переводчики, такие как Виктор Голышев. И его англо- и американофилия (не политическая – культурная, любовь к американскому строю слова и способу рассказа о жизни) передается нам поверх всех идеологических и политических разделений. А грекофилы Гаспаров и Аверинцев? А Соломон Апт и Леонид Мотылев?
Ольга Седакова – Дантефил.
Александр Архангельский: Да. А что для нас немецкая философия без Бибихина? Хайдеггер же просто заговорил у нас устами Бибихина.
Жорж заканчивает свой рассказ цитатой Вячеслава Иванова: Россия и Европа – как два легких, и если мы будем дышать ими порознь, задохнемся. По обе стороны границы
Важно не только помнить, но и забывать
“Надо частично запомнить свое прошлое, а частично забыть” – говорит у вас Нива. Неожиданно для книги, построенной на воспоминаниях.
Александр Архангельский: Забвение не менее важно, чем память. Но забыть это не значит вычеркнуть из анналов истории. История – знание, которое, к счастью, не зависит от нашей воли. Вспомним памятник Тысячелетию России в Великом Новгороде. Не желая, например, чтобы Иван Грозный был в череде славных имен России (зло не может быть славным), но и не редактируя историю, создатели памятника взяли Адашева и первую жену Грозного Анастасию Романовну. Так эпоха осталась в символической памяти, а Грозный убран на ее обочину. Мне кажется, это пример идеального забвения. Мы помним то, что было, но не чтим.
Если же говорить о личной жизни, и ужасах, которые в ней присутствуют, то иногда надо позволить простить и себя. Нельзя только гордиться или только стыдиться. Надо прощать. Чтобы двигаться дальше. Недаром моя книжка завершается рассказом Нива о Сандармохе, мемориале памяти, который не скрывает ужасы, но становится объединяющей силой. Память должна объединять. В противном случае мы начнем сводить счеты с историей и будет трудно остановиться.
А наш 1937 год? Наталья Солженицына накануне открытия “Стены скорби” подарила нам удивительно точную формулу отношения к происходящему тогда “Знать. Не забыть. Осудить. И простить”.
Александр Архангельский: Ну, забыть об этом – значит предать самих себя. Просто сейчас пришло время более спокойного, научного разговора о 20-м веке. Несколько лет назад вышла книга Олега Хлевнюка “Сталин”, не возможная ни в советский, ни в постсоветский период. В ней на первом плане выверенная позиция историка – что знаем – чего не знаем, что было – чего не было. По Хлевнюку доносов было меньше, чем принято об этом говорить. Что не отменяет гнусности и подлости тех, кто доносил.
Мы не можем построить свою модель отношения к истории по модели, к которой иногда прибегают в Восточной Европе: мы хорошие, но к нам пришли плохие (советские) и заставили нас тоже быть плохими. И сразу становится ясно, как быть с коммунистическим прошлым и с теми, кто работал на него. Но к нам точно никто не приходил со стороны и не заставлял. В большинстве семей есть и пострадавшие, и преследовавшие. Нельзя разделиться на чистых и нечистых. Но можно жить и помнить. И что-то себе эмоционально простить. Не допуская амнезии (отрубило и все), но избегая надрыва. Например, проект “Последний адрес” не предполагает, что увидев на домах таблички-напоминания об уведенных из них в 30-е годы людях, мы станем рвать на себе рубаху и посыпать волосы пеплом. Но надо жить среди этих…
…знаков.
Александр Архангельский: Да. Среди знаков, которые не бьют каждую секунду по больному, но и не дают сказать, что этого не было.
Паромщик культур
Жорж Нива помогал устроить судьбу людям, уехавшим или высланным из позднего СССР, в книге есть их замечательные портреты – от Солженицына до Эткинда.
Александр Архангельский: Поколение уезжавших из СССР в 70-80-е годы считалось антисоветским, но иногда на самом деле было советским. Советская реальность была его вторым легким, ну или кислородной маской. И когда они приезжали на Запад, обнаруживалось, что если не подключить советскую кислородную маску, им не хватит воздуха. Многие были не адаптируемы. В книге есть довольно страшный рассказ Нива о Краснове-Левитине, погибшем при непонятных обстоятельствах. Вроде бы и деньги на жизнь у него были, а вписаться в нее он не мог. И так у многих, за редким исключением, когда люди уезжали вовремя, в молодости, и готовясь к этому, как Бродский. Ну или осознанно настраивались жить в вакууме своих великих замыслов и обходиться без больших контактов с окружающей реальностью, как Солженицын. Но не всякий может быть отшельником. Даже культурным.
Так что у разрубивших свою судьбу надвое, могла начаться трагедия, если не помочь им воссоединить свои жизни “до отъезда” и “после”. И Нива стал таким воссоединяющим человеком. И Русский кружок, и русский мир Женевы, который он создал, очень многим помог. Эткинду, например, сразу получить постоянное место в университете в Нантере. А Синявскому, живущему советским контекстом и постоянно выясняющему отношения с русской диаспорой, выйти из этого вакуума. И так было не только с “уехавшими”, но и с приехавшими в гости, с лекциями. Например, с Валентином Распутиным.
Нива очень точно и не насмешливо называет его “русским неевропейцем”. А Астафьева с Распутиным непривычно не “деревенщиками”, а писателями-экологистами.
Александр Архангельский: Да. Расскажи сегодняшним молодым про главное общественное деяние Распутина – борьбу за Байкал, и он им покажется абсолютно современным. А у Астафьева в Овсянке мы с Жоржем были. Видели его соседей, и несмотря на все его легенды об Овсянке, понимали, что он там, конечно, был чужой. И эта драма гораздо интереснее рассказанных им легенд.
Жорж и по канавке в Дивеево ходил. Вроде бы протестант со всей его протестантской рациональностью, но с желанием быть с теми, кто тебе интересен. И с живым отношением.
Астафьев, кстати, тоже не европейский был человек, и конфликтный, суровый – но живой. К людям, к культуре лучше подходить не с точки зрения “правильно или неправильно?”, а с точки зрения “живой или мертвый?”. Нива приемлет все живое. А потом уже разбирается, что из этого ему близко, а что нет.
Нива русофил, не потому что мы прекрасны. А потому что он любит. Иногда он жестко отзывается о многом в России. Но это жесткость любви. Тому, кого любим, мы иной раз что-то говорим прямее, чем говорят нелюбящие его
Стать крестиком на ткани
“Ученому редко выпадает романная жизнь”, пишете вы в предисловии. Но у вашего героя она романная. Он любил дочь Ольги Ивинской Ирину, был выслан из СССР накануне ее ареста. Потом война в Алжире, ранение, Сорбонна, диссиденты, Солженицын. И фильм Андрея Смирнова “Француз” – косвенное свидетельство романной жизни героя. И дом Нива в предместье Парижа, где жили мушкетеры и вы – во всем, от рисунка Марка Шагала и литографий гор до того, как он сажает за стол и кормит, оставляет ощущение, что ты попал в роман. Почему вы выбрали для книги жанр саморассказа?
Александр Архангельский: Роман, в том числе автобиографический – это что-то слишком понятное, устоявшееся. Мой же текст сделан в жанровой традиции исповеди, до сих пор находящейся на обочине литературного процесса. Хотя жизни в ней не меньше, а может быть и больше, чем в романе.
Мы живем в короткое время. А жизнь при этом становится все дольше. И вот вопрос, как – не растягивая и не увязая в подробностях – рассказать о долгой и ясной жизни.
Я решил рассказать вот так. Спрятав автора в тень героя. Я в очень многих случаях затирал себя ластиком. Тень так тень. Тень, конечно, в русской, и европейской традиции – отрицательный образ. Но мне кажется, что и положительный. Читатель, ощущая героя как автора, остается с ним один на один. Я – раз я тень – не мешаю, не лезу, не встреваю.
У такого текста есть какая-то – для меня очень важная – энергия неочевидности. Как летчик в “Ночи” у Пастернака “Он потонул в тумане, исчез в его струе, став крестиком на ткани, и меткой на белье”.
Прекрасная Ольга Ивинская, последняя муза Пастернака, с Жоржем, еще возможным зятем. Фото: Из личного архива
Но при этом в “Русофиле” много эскизности и непрорисованных деталей. Не “картина маслом”.
Александр Архангельский: Ну “картина маслом” это скорее из галереи Измайлово. Моя же книга ближе к современному актуальному искусству, где документ часто превращается в художественное повествование, а художественное повествование в документ. И конечно, тут наброска должно быть больше, чем прописанных деталей.
К тому же мои герои – и Теодор Шанин, и Жорж Нива – сами писали или пишут мемуары. И в них они все и сохраняют до мельчайших деталей. А моя книга рассчитана на то, что вы не знаете, кто такой Жорж Нива.
Я осознанно иду на сочетание эскизности с подробной проговоренностью, на перепады между маленькими и большими эпизодами. Потому что главное для меня – раскрыть характер, миросозерцание, а также способ мыслить и переживать моего героя. Жорж человек сдержанный. Но я не стал по-журналистски выгрызать из него что-то неизвестное, а старательно шел по следам. И если видел, что он что-то не хочет раскрывать, не раскрывал.
И в книге главным становится присутствие героя – здесь, сейчас, с нами.
Александр Архангельский: Да. Это лирическая повесть про то, как я живу – с этим опытом – здесь и сейчас, сию минуту. В ней нет ностальгии. Нет ярости. Но есть глубина и открытые двери.
В книге можно найти замечательные афоризмы. Например, Нива говорит, рассказывая о Солженицыне: “Запад вообще-то ценит бесстрашие и чувство юмора”. У вас есть любимый афоризм?
Александр Архангельский: Я избаловался общением с Нива до такой степени, что не очень их фиксирую. Но, пожалуй, мне нравится: трудновато жестко управлять народом, у которого 400 сортов сыра. Вениамин Борисович Смехов мне вчера подсказал, что это рифмуется с афоризмом Жака Ширака: истоки французской демократии в истории ее сыров.
Дружба без срока
Вы долго знаете друг друга, вашу переписку публиковал журнал “Звезда”, как возникла ваша дружба?
Александр Архангельский: Моя встреча с Жоржем, как и его встречи с Георгием Георгиевичем и Пьером Паскалем, была случайной, но оказалась закономерной. Когда я работал в журнале “Дружба народов”, мы решили напечатать фрагменты книжки Нива о Солженицыне в переводе его покойного друга Симона Маркиша. И я ему об этом написал.
У нас разница в возрасте более четверти века. Но французское поколение, к которому он принадлежит, в чем-то ближе по опыту к нам. Начиная с быта – послевоенного, без современного европейского изобилия (Жорж, в отличие от большинства современных французов, знает, что такое бытовые проблемы) и до войны в Алжире, которая потом рифмовалась с Афганской и Чеченской войной.
Мы с ним смотрим на события и видим нечто схожее. Нам интересно друг с другом. У нас образовалась дружба – настоящая, большая, про которую пишут в книжках.
Жорж Нива и Александр Архангельский: наша дружба из таких, про которые пишут в книжках. Фото: Татьяна Сорокина
Между странами
Давно знакомый с Жоржем Нива Александр Архангельский читал по его приглашению лекции в Женевском университете. И возвращался в Москву.
– В гостях удобнее. Дома часто неудобно. Тебе некогда убираться, ты конфликтуешь с водопроводчиком, с соседями, которых случайно залил, с дворниками, которые то убирают, то не убирают снег, и с ГПУ “Жилищник”, каждый год перекрашивающим стены грязной краской. Но дома ты дома. У Пришвина есть замечательное выражение: надо найти хомут по шее. Хомут не должен быть не только слишком жестким, но и слишком свободным. Натрет и в том, и в другом случае.
Мультимедиа
“Редакция Елены Шубиной”
У вашей книги есть аудио- и видеоварианты?
Александр Архангельский: Да. Высказывание (а книга, кино, спектакль, выставка это высказывание) в зависимости от того, каким способом ты его совершаешь, меняет что-то в сути рассказа. Кино дает одну краску, голос героя в наушниках, не позволяющий тебе вмешаться и что-то уточнить – другую. У сказанного появляется другой объем. Не скажу, что это обязательно для всех, но это крайне интересно. А интерес – одно из условий удачи.
6 сентября книга Александра Архангельского “Русофил”, изданная “Редакцией Елены Шубиной”, будет презентоваться в рамках Московской международной книжной ярмарки в Манеже на 4-й сцене с 18.45 до 19.30. У книги есть аудио- и видеоформаты. Фильм “Русофил” осенью будет показан по телеканалу “Культура”.